Блок отходит в сторону с каменным лицом; Хор масок устремляется за Белым с ее спутницей.
Х о р м а с о к
Смотрите! Друг-поэт колени преклонил
Пред женщиной неоцененной,
В живую жизнь влюбленной,
И тоже несказанно полюбил.
Он, мистик и мыслитель,
Шлет письма — не взыщите, —
Как гений, что сошел с ума,
Весь погружен в мистический туман.
(Пляшет.)
Как разобраться в этой амальгаме
Видений и страстей Прекрасной Даме,
Как Беатриче, не сошедшей в мир иной,
Со скромной долей быть женой
Поэта чистого при бурях века,
С достоинством высоким человека?
Любовь Дмитриевна, превесело смеясь, вырывается из круга масок и возвращается к Блоку.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
О, милый, что с тобой?
Б л о к
Маской смерти
Покрылось вдруг лицо, не правда ли?
Плясать я не умею в хороводе,
Что водит сам Дионис в исступленьи,
В безумие ввергая нимф и женщин.
Вот зрелище! Изнанка красоты!
Его не вынес и Орфей. О, Феб!
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Ах, что привиделось тебе такое?
Здесь вечеринка, легкая игра
И вместо ваших философских бдений.
М е й е р х о л ь д
Театр не форма жизни, только символ.
Ч у л к о в
Анархия и мистика в единстве —
Вот новая поэзия и правда!
Д и о н и с
Все свято в таинствах Эрота.
Ищите все полета
В едином действе трех,
А, может быть, и четырех,
С открытым пламенем во взоре
Сойдитесь во соборе!
Ч у л к о в
Призыв хорош! Но вряд ли нов.
Б е л ы й
Что, эврика? Соборная любовь!
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Ах, что бы это значило? Театр?
Мистерия любви? Или забава?
Б л о к
Да, подзаборная, никак иначе.
Б е л ы й
(про себя)
Как весело и ясно улыбнулась
С телодвиженьями вакханки милой
Обычно тихая жена поэта
И молчаливая — под стать ему.
(Оживляясь, с лукавым видом)
Призыв Диониса нашел в ней отклик,
Как я заметил по ее вопросам
И взрыву смеха до смущенья позже.
(Исполняя танец журавля)
Любовь к Пречистой Деве быть иной
Не может быть. О, боги! О, Дионис!
Петербургская сторона. Просторная квартира полковника Кублицкого, отчима Блока, в Гренадерских казармах. В гостиной с новыми корзинами цветов у куста гортензии Андрей Белый, Александра Андреевна, Любовь Дмитриевна и Блок.
Б е л ы й (сидя у рояля). Мне вспомнилось мое первое посещение Шахматова.
Б л о к (прохаживаясь с безмятежным видом). Цветы навеяли.
Б е л ы й (рассмеявшись). Странно: я удивился вам, Александра Андреевна, почти так же, как удивился Александру Александровичу при первом свидании с ним. Я не подозревал, что мать Блока такая.
А л е к с а н д р а А н д р е е в н а (доверчиво). Какая?
Б е л ы й. Да такая тихая и простая, незатейливая и внутренно моложавая, одновременно и зоркая, и умная до прозорливости, и вместе с тем сохраняющая вид "институтки-девочки".
А л е к с а н д р а А н д р е е в н а (с улыбкой). Прозорливы вы, Борис Николаевич.
Б е л ы й. Впоследствии я понял, что причина этого впечатления — подвижная живость и непредвзятость всех ваших отношений к сыну, к его друзьям, к темам его поэзии, которые привели меня в скором времени к глубокому уважению и любви (и если осмелюсь сказать, и дружбе), которые я питаю к вам.
А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Это очень мило. И я вас люблю. Но почему вы заговорили обо мне?
Б е л ы й. Помнится мне, что впечатление от комнат, куда мы попали, было уютное, светлое. Обстановка комнат располагала к уюту; обстановка столь мне известных и столь мною любимых небольших домов, где все веяло и скромностью старой дворянской культуры и быта, и вместе с тем безбытностью: чувствовалось во всем, что из этих стен, вполне "стен", то есть граней сословных и временных, есть-таки межи в "золотое бездорожье" нового времени, — не было ничего специфически старого, портретов предков, мебели и т. д., создающих душность и унылость многих помещичьих усадеб, но не было ничего и от "разночинца", — интеллектуальность во всем и блестящая чистота, всюду сопровождающая вас.
А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Прекрасно. Но будет обо мне.
Б е л ы й (обращая взор с эмалевым сиянием на Блока и Любовь Дмитриевну, сидевшую с ногами в кресле). Вас не было. Вы ушли на прогулку. Мы вышли на террасу в сад, прошлись по саду и вышли в поле, где издали увидали вас. В солнечном дне, среди цветов, Любовь Дмитриевна в широком, стройном розовом платье-капоте, с большим зонтиком в руках, молодая, розовая, сильная, с волосами, отливающими в золото, напомнила мне Флору, или Розовую Атмосферу, — что-то было в ее облике от строчек Александра Александровича: "зацветающий сон" и "золотистые пряди на лбу"… и от стихотворения "Вечереющий сумрак, поверь".
А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Ах, вот к чему речь шла!
Б л о к (уходя к себе). Ну, мне пора вернуться к занятиям школяра.
Б е л ы й. А Александр Александрович, шедший рядом, высокий, статный, широкоплечий, загорелый, кажется, без шапки, поздоровевший в деревне, в сапогах, в хорошо сшитой просторной белой русской рубашке с узорами, напоминал того сказочного царевича, о котором вещала сказка. "Царевич с Царевной" — вот что срывалось невольно в душе. Солнечная пара!
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Ну, довольно об этом.
Б е л ы й (обращаясь к Александре Андреевне). Помнится, в тот вечер, уже на закате, мы пошли на закат: по дороге от дома, пересекавшей поляну, охваченную болотами и лесами из стихов поэта, через рощицу, откуда открывалась равнина, за нею возвышенность и над нею розовый, нежно-розовый закат. Любовь Дмитриевна в своем розовом платье цвета зари выделялась таким светлым пятном перед нами. Александр Александрович сказал мне, протягивая руку: "А вот там Боблово". — "Я жила там", — сказала Любовь Дмитриевна, указывая на небо, сама цвета розового неба.
А л е к с а н д р а А н д р е е в н а (смущенно поднимаясь). Однако я с вами засиделась. Простите. (Уходит во внутренние комнаты.)
Б е л ы й (ударяя по клавишам с отчаянностью и болью). Моя тема!
Любовь Дмитриевна поднимается, детское выражение на ее лице сменяется лукаво-мудрым; отскакивает от рояля и Белый.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Скажите, хорошо ли ежедневно
Цветы мне присылать… Как примадонне
В часы ее триумфа и побед?
Б е л ы й
Вы примадонна на вселенской сцене,
Которую воспел поэт-теург.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Здесь есть двусмысленность, и денщики,
Столь вышколенные, исподтишка
Смеются, и хозяйка уж не рада.
Да это стоит денег. Вы богаты?
Б е л ы й
Ах, главное, цветы вам в радость. Да?
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Цветы-то, да! Но разве о разрыве,
Заспорив с Сашей, вы не объявили?
Вернули почтой лилии мои,
Засохшие, связав их черным крепом.
Б е л ы й
То символ горький о погибшем мифе.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Сожгла я их, чтоб не хранить впустую.
Цветы ведь хороши пока живые,
Как молодость, чем ныне мы прекрасны.
Что ж не сожгли вы сами?
Б е л ы й
Да в огне
Душа моя сгорела б заодно.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Поскольку от меня вы отреклись,
Надеюсь, душу вашу не спалила.
Б е л ы й
Не я отрекся, а поэт-теург.
Теперь уж в "Балаганчике" яснее
Предстали и для вас мои упреки.
Как совместить призыв к Прекрасной Даме
В его стихах, чем нас он всех пленил,
Как Данте иль Петрарка новых дней,
С его отказом не от мистики,
Пускай он заявляет: "Я не мистик!",
А смысла высшего любви, что в вас
Его поэзией воплощено?
Я ж предостерегал: "Куда идешь?
Опомнись! Или брось, забудь ты — Тайну,
Врученную тебе, как видно, даром.
Нельзя одновременно быть и с Богом,
И с чертом".
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Знаю, письма я читала.
Всю эту заумь, лестную когда-то,
Я — Вечной Женственности воплощенье,
Сказать по правде, не взлюбила я.
Б е л ы й
Так, что ж вы оскорбились за него?
Не он ли вас воспел, чтоб ныне бросить
И в небесах, сходящую на землю,
И на земле, несущуюся ввысь?!
И где тут ложь? И я ли в ней повинен?
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Вы кружитесь вокруг меня, как бес.
Остановитесь, ради Бога.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Что вы хотите мне сказать? Нельзя ль
Ясней, попроще, как глаза сияют
Фарфоровые ваши, аж слепят;
Да и ресницы чудны… Как у женщин,
Густые, длинные, на зависть…
Б е л ы й
Боже!
Я думал, помирились мы и вместе
Все можем жить и в братстве, и в любви.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
И в братстве, и в любви? Что ж это будет?
Соборное сожительство на Башне?
Мужчин и женщин — меж собой и всеми?
Нет, это даже не смешно для нас.
Б е л ы й
Вы образумили меня, как Блок.
В душе моей, когда я вижу вас,
Нет ни религии, ни мистики, —
Я думал, тут конец моим восторгам.
О, нет! Начало новой жизни здесь!
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Я знаю: вы весьма переменились.
Б е л ы й
Я вижу вас во сне и на яву:
Высокая и статная, о, Боже!
Вся в золоте волос и мощи женской,
Что Тициан запечатлел впервые
В Италии, природа повторила
В краях родных, откуда родом вы.
(Забегав вновь.)
Прощай, Средневековье! Здравствуй, мир,
Взошедший вновь в эпоху Возрожденья!
Вот как люблю я вас.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Здесь снова символ?
Б е л ы й
(опускаясь на колени)
Любовь земная, как в "Декамероне".
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Смеетесь?
Б е л ы й
Никогда. Серьезен слишком.
Вы кружите мне голову улыбкой,
Какой я прежде не видал у вас,
И смысл ее — растроганная нежность,
Что просит и пощады, и награды.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
(отступая назад)
Прошу вас, поднимитесь и скорей!
Б е л ы й
Отцовское имение готов
Продать я, — это тысяч тридцать, —
Чтобы в Италию уехать с вами.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Большие деньги.
Б е л ы й
Мир объехать можно.
Еще останется. Решайтесь!
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Боже!
Вы любите меня? Скажите просто.
Вы любите меня, какая есть?
Или идею?
Б е л ы й
Во плоти, конечно!
Сошедшую на землю красоту.
Прекрасную мадонну Рафаэля.
Земную женщину в красе небесной.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Все те же речи…
Б е л ы й
Нет, слова, но смысл
Исполнен жизни, как любовь во взоре
Сияет вашем, жаждущем признанья,
И вот я жизнь мою вам отдаю, —
Продлить ее иль прекратить — вы вправе.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Все это было, да я помню. Нет ли
Записки о самоубийстве? Нет?
Ну, значит, все слова, слова, слова.
Б е л ы й
О, как жестоки вы!
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а
Нет, нет, жестоки
В игре страстей и умственных затей
Со мною вы. Хотите сбросить наземь?
Я верила в единственность любви
Моей и Блока, с вознесеньем в небо;
Вы вторили ему, как паж премудрый,
Готовый соблазниться по-земному.
(Уходя к себе.)
В Италию уехать? О, мечта!
Б е л ы й
Упрек ее, лукавая улыбка —
Как это совместить? Я буду счастлив!
Да, вторил я ему, как паж премудрый,
Готовый соблазниться по-земному.
(Усаживается за рояль, озираясь вокруг в тревоге и радости.)
![Петр Киле - Телестерион [Сборник сюит]](https://cdn.my-library.info/books/241822/241822.jpg)
![Петр Киле - Таинства красоты [Стихи и поэмы о любви]](https://cdn.my-library.info/books/243882/243882.jpg)
![Пётр Киле - Эстетика Ренессанса [Статьи и эссе]](https://cdn.my-library.info/books/216275/216275.jpg)
